Часть 1
Часть 2
ЧАСТЬ 3
Священство
Безбрачие священников
Монашество
Рукотворенные храмы
Каждение
Употребление четок
Церковные богослужения
Церковное пение
“Вы род избранный, царственное священство” (1 Петр. 2, 9)
По учению православной церкви священство есть
таинство, в котором чрез молитвенное возложение епископских рук на избранное
лицо низводится благодать Св. Духа, дающая власть пасторскую, особые
благодатные дары и силу учить мирян и священнодействовать.
Существует три степени священства: первая — епископ
как ближайший преемник апостолов, вторая — пресвитер, и третья — диакон.
“Без них нет церкви”, учит православная церковь.
Пресвитеров и диаконов православной церкви может
поставлять на служение и судить только епископ, миряне же ни в коем случае
этого права не имеют.
На епископа низводится сугубая благодать
священства, в знамение чего при посвящении его возлагают на него руки не
один, а несколько, по крайней мере, два православных епископа.
Лица, принимавшие в православии епископский сан,
должны оставаться безбрачными. В этот сан избираются люди исключительно из
монашествующих.
Только православные священнослужители оставляют за
собой право именовать себя “истинными апостольскими преемниками”, так как
преемственную власть они получили непосредственно от ап. Андрея
Первозванного, который, по учению православной церкви, был первым
апостолом-епископом греческой церкви в Константинополе. После Андрея
Первозванного, там епископствовали: Стихий, Онисим, Поликарп, Плутарх... и,
наконец, в 984—996 годах,
Николай Хрисоверг. В 988
году, Хрисоверг поставил в Киеве первого митрополита Михаила.
Вот отсюда и ведет свое начало православный
епископат. Люди, не получившие этой преемственной власти от апостолов, при
всей своей богоугодной жизни и достоинствах не могут быть пастырями церкви,
так как без “благодати” они только миряне, простолюдины. Те, кто посягнул бы
на эту власть, поступил бы, как Корей, Дафан и Авирон, — самозванцы народа
израильского (Числа, 16 глава). Тех самозванцев за их беззаконие поглотила
земля, этих новозаветных подражателей следует называть “ворами и духовными
разбойниками”. Посему только православные пастыри, как легальные служители,
вполне заслуженно могут и должны пользоваться своим содержанием от верующих
мирян, повинующихся пастырям в делах религиозной жизни.
Указанный догмат православной церкви мы, русские,
получили спустя девять веков со времени возникновения христианства от
греческой церкви, и в продолжение тысячи лет считали великим грехом
усомниться в том, что этот догмат исходит не от апостолов. Меж тем даже
самое поверхностное знакомство со Св. Писанием и с историей христианской
церкви убеждает нас, что догмат этот основан на трех заблуждениях, а именно:
- Он основан на отличии духовенства от мирян.
Это отличие было только ветхозаветным установлением и служило прообразом
различия между “миром” и “церковью”.
- Священство было отличительным признаком
домостроительства иудейской религии. Религия без священства, в
представлении иудея, была совершенно немыслима. Вот почему христианам,
обращенным из обрезанных, трудно было в самом начале порвать с этим
ветхозаветным подразделением на “начальствующих” и “подчиненных”. Из
посланий ап. Павла к Евреям, Галатам и др. мы видим, что верующие,
оставшиеся верными иудейской религии, беспрерывно стремились дать доступ
в христианскую церковь ветхозаветным обрядам, установлениям и
церемониям.
- Многие из них искренно верили, что Ветхий и
Новый Заветы вполне совместимы, что христианство, в сущности, вытекает
из иудейства, или служит продолжением его, а потому вся ветхозаветная
структура священства должна занять место в христианской религии.
Таково было заблуждение иудействующих христиан. В
действительности же мысль о делении церкви на два класса с особо
привилегированным положением сословия священников чужда учению Нового
Завета. Первые христианские общины были малы. Они состояли исключительно из
учеников Христовых, людей “некнижных”, но возрожденных от Духа Святого.
Христиане сходились вместе для молитвы, преломления хлеба и взаимного
назидания, делая эти собрания в частных домах (Домашние церкви: 1 Кор. 16,
19; Кол. 4, 15; Филим. 1, 2). Духовные дары, распределенные среди верующих
Духом Святым, были многочисленны, многообразны и разносторонни. Каждый член
церкви принимал участие в служении. И в этом
смысле каждый член
церкви был “царем и священником Богу” (Откр. 1, 5—6). Он имел право и
священную обязанность служить другим тем даром, каким Бог наделил. Св.
Писание называет “священником” всякого верующего христианина, а совокупность
верующих — “священством святых” и “царственным священством”... (1 Петр. 2,
5—9). Такой взгляд Писания устраняет всякую мысль о подразделении церкви на
два лагеря: на духовенство и мирян. Древнеапостольская церковь не знала
такого подразделения. Церковь современная должна быть совершенно свободна от
такого заблуждения.
Подразделение церкви на две группы основано также
на превратном представлении об управлении церковью.
Апостольские ученики или отцы (как их обыкновенно
называют) Климент, Поликарп, Игнатий и Варнава, несмотря на те высокие
преимущества, какими они пользовались, как “ученики апостолов”, очень скоро
уклонились от доверенного им учения. Судя по тем творениям, которые носят их
имена, эти “апостольские ученики” совершенно забыли о назначении и функциях
Духа Святого в
церкви и низвели церковь
Христову как Тело (организм) на положение человеческого общества
(организации).
Не признавая подразделения на начальствующих и
подчиненных в христианской церкви, Св. Писание указывает нам на два рода
служителей: старшие братья и диаконы. Старший (по-гречески Иереос), он же
епископ (наблюдатель), он же пресвитер (старший), и диакон (слуга,
прислуживающий у стола). Первый заботился о духовном благосостоянии церкви,
второй — о материальных нуждах верующих.
В этих двух видах служения нет ни малейшего намека
на то начальственное управление церковью, какое в наше время практикуется
“духовенством”. Есть и должно быть одно руководство церковью — руководство
Духа Святого. Никакой христианин или пастырь, как бы духовно одарен он ни
был, не может “заместить” Духа Святого в церкви.
Во дни апостолов и в первые века христианской
церкви служение епископа было трудным, но прекрасным делом. Тогда еще
епископы следовали повелению Господа: “Кто хочет между вами быть большим, да
будет вам слугой” (Мтф. 20, 26). Епископ должен был наблюдать только за
своей общиной, члены которой обычно собирались в частном доме. Епископ не
господствовал над “наследием Божиим”, “но подавал пример стаду” (1 Петр. 5,
1—3). Он был слугой и рабом церкви, наставлял христиан, посещал больных,
одиноких и бедных. Епископ не обладал “властью” что-либо верующим
предписывать или без согласия всех членов церкви утверждать. О подчинении
“низшего класса духовенства” своему епископу в то время никто и не думал.
Церкви не имели иных доходов, кроме добровольных приношений верующих, и по
бедности ее членов суммы церкви были ничтожны. Епископы того времени не были
на жаловании. Они продолжали свое прежнее ремесло или занятия, и тем
содержали свои семьи.
Сам ап. Павел был по ремеслу делателем палаток
(Деян. 18, 3), являя тем добрый пример братьям по вере (1 Кор. 4, 12).
Конечно, и тогда встречались епископы, питающиеся от благовествования, ибо
такого было на то Божие указание (1 Кор. 9, 1—4; 2 Тим. 2, 4—16), но платить
“духовенству” жалование начали только с 245 года. Продолжать светские
занятия епископу было запрещено на том основании, что это не соответствует
его сану. С этого времени личные интересы служителей церкви как бы разошлись
с интересами всего христианства. Это обстоятельство повлекло
за собою многие перемены к худшему. По мере
того как росло число новых общин вокруг того или иного крупного центра,
епископы, живших в городах, рассматривали возникшие общины результатом их
благовестия и поэтому присваивали себе право поставлять в общины “своих”
пресвитеров и диаконов. Таким образом, создавались церковные районы, которые
греки называли “епархиями”.
Для устранения разногласий и борьбы с ересями были
организованы соборы и совещания. В таких случаях, председателем собора или
совещания естественно избирался епископ из столицы данной римской
метрополии. Когда такой епископ возвращался к себе в столицу, ему трудно
было расстаться с председательским титулом или забыть оказанную ему честь.
Без труда он присваивал себе звание “митрополита” и требовал подчинения себе
всех епископов метрополии. Для того, чтобы церковь окончательно лишилась
“простоты” и “свободы” и снизошла на положение человеческой организации, на
сцену выступили псаломщики, благочинные, каноники, иереи, архиереи,
архимандриты, архиепископы, кардиналы, митрополиты, папы... Церковь была
разделена на управителей и управляемых, пастырей и стадо, на духовенство и
мирян, на людей, “облеченных властью, данной им свыше”, и простолюдинов.
Вскоре духовенство присвоило себе еще одно право:
право посредничества между Богом и людьми мира сего.
Церковнослужители утверждали, что они ближе стоят к
Богу и располагают всеми “таинствами”, необходимыми для замаливания грехов,
допущенных мирянами. Вслед за узаконением наименований, санов, знаков
отличия и других проявлений духовной гордыни и духовного тщеславия,
появились “алтари”, “иконостасы”, “облачения”, “длинные волосы”, “церковная
утварь”, “лобызание руки”, “лобызание перстня”, “лобызание туфлей” и прочее.
Некоторые из этих установленных обычаев проникли в
церковь совсем недавно. Так, например, нынешняя богослужебная одежда
установлена была в XIII столетии, запрещение католическим священникам
вступать в брак — только в 1123 году и т. п.
Отступление церкви от заповеди Господней в вопросе
священства настолько очевидно, что всякие доказательства становятся
излишними.
Наблюдая результаты допущенных церковью
заблуждений, хочется воскликнуть вместе с ап. Павлом: “О несмысленные!.. кто
прельстил вас не покоряться истине? Вы шли хорошо, кто остановил вас, чтобы
вы не покорились истине?..” “Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает...”
Столь многое потерпели вы неужели без пользы?..” Христос же, протягивая
пронзенные руки, взывает: “Вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори
прежние дела...” (Гал. 3, 1, 4; 6,7; Откр. 2, 5).
И, наконец, разделение церкви на “пастырей” и
“пасомых” было основано на так называемой “преемственной власти апостолов”.
Это заблуждение присуще не только католической, но
и православной церкви, с тою разницей, что католики утверждают свою
апостольскую преемственность на ап. Петре, а православие — на ап. Андрее.
Чтобы рассмотреть и этот вопрос, остановимся на трех общеизвестных фактах:
Во-первых, Сам Христос никогда не пользовался той
властью, какой располагают современные священнослужители.
Власть или право господствовать над людьми всегда
является великим искушением. Сатана предложил это право Христу во время Его
сорокадневного искушения в пустыне: “И возвед Его на высокую гору, диавол
показал Ему все царства вселенной во мгновение времени. И
сказал ему диавол:
Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и
я, кому хочу, даю ее. Итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое”
(Лук. 4, 5—7). Иисус Христос отверг этот соблазн, зная, что “Сын
человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и
отдать душу Свою для искупления многих” (Мтф. 20, 28). Спаситель учил, что
“Царство Его не от мира сего” (Иоан. 18, 28—36), что Царство Его не будет
организованно по мирскому образцу, что Царство Его не будет нуждаться в
правовом положении, что оно будет существовать всюду, “где двое или трое
собраны во имя Его” (Мтф. 18, 20). Наступление Царства Небесного “в силе и
славе” с приходом Мессии было чаянием каждого иудея, но Христос не оправдал
этих ожиданий. Христос отказался воспользоваться сатанинскими принципами
власти и управления, и потому был отвержен Израилем. Власть Христа и Бога,
власть, основанная не на мощи насилия, а на справедливости и любви,
осуществится при Его втором пришествии. До того, момента Христос будет
“камнем преткновения”, а ученики Его “прахом всеми попираемым...” (1 Кор. 4,
13), людьми отверженными и гонимыми.
Христос не давал ученикам права пользоваться
плотской властью для “административного” управления церковью.
Напротив, когда мать сыновей Зеведеевых просила
такой именно власти для своих сыновей, Христос ответил, что она не знает,
чего просит: “Вы знаете (сказал Он), что князья народов господствуют Над
ними, и вельможи властвуют ими но между вами да не будет так: а кто хочет
между вами быть большим, да будет вам слугою” (Мтф. 20, 20—27). Вот тот
драгоценный принцип, который Христос положил в основу христианского
соревнования. Мы видим во что принцип этот превратился теперь!
Власть, которой пользовался Христос, была властью
духовной.
Христос не имел ни раввинского диплома, ни
разрешений первосвященника, ни поддержки Ирода, ни солдат Пилата и, тем не
менее, говорил “как власть имеющий” (Мтф. 7, 29). Духовной власти Христа
никто не мог отрицать: “народ, видя это, удивлялся и прославлял Бога,
давшего такую власть человекам” (Мтф. 9, 6—8), первосвященники неоднократно
спрашивали Его: “Какою властью Ты это делаешь?” (Мтф. 21, 23), “Кто Тебе дал
власть делать это?” (Мкр. 11, 28). Власть, проявляемая Христом, не была
властью “господствующей”, превозносящейся, уничижающей подчиненного. Это
была власть любви, власть служения, власть делания добра, не ожидающая ни
взаимности, ни награды. Только такую власть проявляли и Христовы ученики. Мы
читаем, что “тем, которые приняли Его, верующим во имя Его,
дал власть быть
чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения
мужа, но от Бога родились” (Иоан. 1, 12 и 13). Спаситель дает власть не
“называться”, а “быть чадами Божиими” и свою родственную связь с Небесным
Отцем подтверждать всем своим существом. Здесь речь идет не о “сане”, а о
новом “возрождении свыше” сердца и проистекающих из него новой жизни и новом
характере. Власть, получаемая через возрождение свыше, проявляется в
покорности, добровольном повиновении Богу, искреннем служении ближнему,
победе над обстоятельством, свободе от пороков и от влияния окружающей
христианина среды. Вот что говорит Писание о людях, получивших такую власть:
“Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но
не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем... Но
во всем являем себя, как служители Божий, в великом терпении, в бедствиях, в
нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в
трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в
благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией,
с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях
и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас
узнают, нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не
умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем;
мы ничего, не имеем, но всем обладаем” (2 Кор. 4, 8—9; 6, 4—10).
Власть духовная не может быть захвачена тем или
иным лицом, монополизируема отдельной группой людей. Власть эта не может
быть “преемственной”, передающейся по наследству. Власть духовная это нечто
иное: как проявление Духа Святого, обитающего в сердце верующего. Власть
духовная — это сила благодати
Господней, “спасительная
для всех человеков, научающая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские
похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке” (Тит. 2,
11-12).
Дух Святой не может переходить по наследству, равно
как и не может быть заключен в рамки человеческих установлении. Дух Святой
никогда не действовал по воле человеческой. Он никогда не придерживался
“преемственной линии” и не считался с формальным возложением рук тех людей,
которые присвоили себе архиерейское или папское достоинство.
Дух Святой вселяется и обитает в сердца тех, кто
готов жить под Его водительством. Бог дает Духа Святого “повинующимся Ему”
(Деян. 5, 32), Бог ниспосылает Духа Святого всякому, просящему у Него: “Ибо
всякий просящий получает, и ищущий находит... Итак, если вы, будучи злы,
умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец небесный даст Духа
Святого просящим у Него” (Лука 11, 10, 13).
Получая Духа Святого, христианин получает и Его
духовные дары, духовную силу, и власть, и жизнь. Бог не взирает на лица. Для
Него безразлично, как мы называемся: архиереем или рыбаком, преосвященнейшим
или мирянином, священнослужителем или простолюдиным. Бог имеет дело не с
нашими дипломами и саном, а с нашим сердцем: “Ибо так говорит Высокий и
Превознесенный, вечно Живущий, — Святый имя Его: Я живу на высоте небес... и
также с сокрушенными и смиренными духом”... (Ис. 57, 15). “Посему так
говорит Господь Бог: за то, что вы умножили беззакония ваши более, нежели
язычники, которые вокруг вас, по уставам Моим не исполняете... пошлю на вас
голод и лютых зверей, и обесчадят тебя, и язва и кровь пройдет по тебе, и
меч наведу на тебя... Серебро их и золото их не сильно будет снасти их в
день ярости Господа... ибо оно было поводом к беззаконию их, ...и отдам его
в руки чужим
в добычу и беззаконникам земли на расхищение, и
они осквернят его... и положу конец надменности сильных,. и будут осквернены
святыни их... Поступлю с ними по путям их, и по судам их буду судить их, и
узнают, что Я — Господь. (Иезек. 5, 7 и 17; 19, 21, 24 и 27).
“Епископ должен быть... одной, жены муж...” (1 Тим. 3, 1-3)
Воспрещение клиру жениться было введено в западной
церкви в 1073 году, когда римский архидиакон Гильдебранд, ставший сперва
капелланом (священником при капелле, священником домашней церкви папы) и
имевший на папу сильное влияние, был сам избран папой и вступил на престол
под именем папы Григория VII-го. По вступлении на папский престол Григорий
VII (которого один из близких к нему людей полусерьезно назвал “святым
сатаной”), решительно запретил всем без исключения священникам вступать в
брак. Кроме того, он потребовал, чтобы назначение на все духовные должности
впредь совершалось по каноническому выбору и утверждению духовной власти, а
не в силу
так называемой
“инвеституры”, т. е. передачи духовной должности, как “лена”, светским
“сеньором” — духовному “вассалу”. Безбрачие священников, или, так
называемый, “целибат”, лишало духовное лицо родственных связей с окружающей
его средой. Епископы, аббаты, священники с этого времени не должны были уже
считаться “вассалами” того или иного короля или феодала, а дети их лишались
нрава наследовать духовные должности своих родителей, как это принято было
делать раньше.
Вот откуда появилось безбрачие священников и
епископов. Мера эта была направлена к тому, чтобы освободить католическую
церковь из-под опеки светской власти, устранить материальную зависимость
священников и феодалов, конфисковать и сгруппировать под власть церкви все
принадлежавшие священникам угодья и имущество, и, таким образом, превратить
епископов и аббатов в послушных рабов папы.
Приведенная выше историческая справка показывает,
что, устанавливая и узаконяя безбрачие священников, церковь, как послушное
орудие в руках папы, руководилась чисто материальной стороной дела, а отнюдь
не какими-то духовными соображениями и желаниями, продиктованными Священным
Писанием.
Само духовенство весьма неохотно подчинилось этой
смелой и строгой папской реформе. В некоторых епархиях клирики восстали
против папских легатов, выгоняли их, избивали, отказывались расстаться с
женами и семьями.
Особенно недружелюбно было принято нововведение
папы в тогдашней Германии. Генрих IV не мог безропотно отказаться от
инвеституры, и высшее немецкое духовенство поддержало его. На соборе в
Вормсе духовенство постановило, что так как папа отнимает власть у епископов
и стремится поработить церковь, то ему не следует повиноваться. Сам Генрих
IV объявил, что папа ниспровергает общественный порядок, основанный на двух
началах: на царской власти и священстве. Пусть тогда папа, который смешивает
эти два начала, сойдет с своего престола и уступит место более достойному, —
требовал Генрих.
Но Григория нельзя было ни запугать, ни сбить с
намеченного пути. В ответ на угрозы, он отлучил от церкви непокорных
духовных лиц и даже самого короля. Отлученные не смели принимать участия в
богослужении, церковные таинства теряли для них свою силу, умершие в
состоянии отлучения “лишались” Царства Божия. Что же касается лично короля
Генриха, то папа, вслед за отлучением, освободил подданных его от присяги и
лишил Генриха королевского достоинства.
Все, кто был в Германии недоволен Генрихом IV,
откликнулись на призыв папы. Южнонемецкие герцоги повели против короля
открытую войну, беспокойные саксы вновь возмутились, высшее духовенство,
только что высказавшееся против Григория, было смущено решительностью папы и
не замедлило отмежеваться от Генриха. Сам Генрих потерял голову.
Зимою 1077 года он вдруг отправился с небольшой
свитой в Италию. Папа находился в то время в Каноссе, замке его верной
сторонницы, маркграфини тосканской Матильды. Генрих направился в Каноссе, но
его в замок не пустили. Генрих отправил тогда к Григорию послов выразить
согласие на требование папы и выхлопотать снятия папского отлучения. Три
дня папа заставил
короля ждать решения перед стенами замка на холоде, в одежде кающегося и с
непокрытой толовой. Григорий снял с Генриха отлучение. Но унижение, которому
подверг себя Генрих, не принесло ожидаемых плодов. Немецкие князья не только
не сложили оружия, но, низложив Генриха, избрали королем герцога швабского.
Тогда Генрих IV, собравшись с силами, решил вести борьбу во что бы то ни
стало. Ему удалось привлечь многочисленных сторонников среди женатого
духовенства, мелкого рыцарства и населения больших городов. Но папа опять
стал на сторону врагов Генриха, вновь отлучил от церкви и лишил его
престола.
Проявив над Генрихом такую власть, Григорий
обнародовал, что апостолы, получившие от Христа право вязать и разрешать
совесть людей, были поставлены Богом как над церковью, так и над миром, и,
если преемник апостолов и “наместник Христа” может распоряжаться духовными
должностями, то тем более он властен над должностями королевскими и
княжескими. Но и это не уладило конфликта.
Генрих, не считаясь с принятыми против него мерами,
решил наказать злейшего врага — папу, и двинул свою армию в Италию. Он
добился того, что часть немецкого и итальянского духовенства избрала на
папский престол вместо Григория архиепископа Равенского, приверженца короля
Генриха IV. И хотя в Риме Генрих встретил со стороны папских приверженцев
упорное сопротивление, овладел городом и торжественно короновался
императором. Григорий умер, не пережив такого унижения.
Однако, после смерти Григория VII нашелся
продолжатель его прерванного дела — папа Урбан II. Генрих IV немедленно
двинулся походом для сокрушения новых папских козней, но старый усталый
боец, дойдя до Рейна, внезапно скончался. Новый король Генрих V, вступив на
престол в 1106 году, пошел по стопам отца. Борьба между королем и папой
продолжалась еще 15 лет. Обе стороны изнемогли в борьбе. В 1112 году между
Генрихом V и папой Калликстом II был заключен так называемый “Вормский
конкордат”, в силу которого церковные должности должны были замещаться по
каноническому избиранию и утверждению папы, а затем император, как светский
государь, давал посвященному инвеституру на княжеские права, владения и
доходы, связанные с духовной должностью. Безбрачие посвящаемых было душою
этого конкордата.
Так закончилась пятидесятилетняя борьба за “догмат
безбрачия”.
В настоящее время папы все еще продолжают заключать
подобные конкордаты с разными государствами. Причем, современное
католическое богословие даже и не пытается обосновать этот догмат текстами
Св. Писания, зная хорошо, что такая попытка бесполезна.
Это заблуждение частично захватило православную
церковь, где безбрачие священнослужителей обязательно для лиц с саном выше
иерейского. Ересь безбрачия настолько укоренилась в обоих церквах, что для
человека, впервые читающего Св. Писание и узнающего о том, что почти все
апостолы были женаты, факт этот представляется невероятным. “Может ли это
быть?” — задают люди вопрос. “Неужели и в самом деле апостолы имели семьи?
Правда ли, что, проповедуя Слово Божие, некоторые из них переходили с места
на место, в сопровождении своих жен?” Эти факты не подлежат никакому
сомнению.
Христос никогда не проповедовал безбрачия. Сам ап.
Петр оставался женатым, будучи верным учеником Христа. Его Учитель
неоднократно и запросто бывал у него в доме. Случай, когда теща Петра была
исцелена от горячки Иисусом Христом описан в Евангелии от Матфея (Мтф. 8,
14—15) и у других евангелистов. Ап. Павел упоминает о женах апостолов (1
Кор. 9, 5) говоря: “Или не имеем власти иметь спутницею сестру, жену, как и
прочие Апостолы и братья
Господни, и Кифа (Петр)”?
Напротив, по Св. Писанию, брак являлся одним из
условий священства или епископства. “Если кто епископства желает, доброго
дела желает. Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв” (1
Тим. 3, 1—5). Прочтите о женатых духовных работниках: 1 Тим. 3, 12; Деян.
18, 2, 26; Деян. 21, 5; 1 Кор. 7, 2.
Поразительно, что Священное Писание содержит в себе
ясное пророчество о ереси безбрачия. Пророчество предупреждает, что
безбрачие будет иметь место в истории церкви. Безбрачие рассматривается Св.
Писанием как один из ярких признаков отступничества от веры: “Дух же ясно
говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам
обольстителям и учениям бесовским, чрез лжесловесников, сожженных в совести
своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог
сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением (1 Тим. 4,
1—3).
Ни одно заблуждение не ходит в одиночку, — говорит
народная мудрость. Вопрос безбрачия коснулся не только служителей церкви. Он
захватил и, так называемых, “мирян”. Церковь начала призывать к безбрачию,
как к особому подвигу, убеждая мужчин и женщин принять на себя официальный
обет никогда не выходить замуж (как языческие “весталки”), никогда не
жениться. Безбрачие рассматривалось и рассматривается как знак особой
святости и чистоты пред Богом. Безбрачие некоторых мирян повлекло за собою
массовое подражание, которое нашло выход в существующем ныне монашестве.
“И не будут надевать на себя власяницы, чтоб обманывать” (Зах. 13, 4)
Во времена жестоких гонений Нерона и Деция многие
христиане добровольно уходили в те глухие области, которые служили местом
ссылки исповедников Христа. Такими областями стали страшная пустыня Финаиды
и другие дикие места северной Африки. Они-то и стали как бы колыбелью
первого монашества. Жизнь язычества была полна зол и бесправья; жизнь была
связана с опасностями и соблазнами; мирская власть — зверски жестокая,
общество — крайне испорчено, природа человека — безнадежно порочная, слабая.
Поэтому христиане, не обретшие еще внутренней духовной победы, искали
внешнего выхода от опасности, греха и суеты мирской... Они отрекались от
земных благ, избегали людей, уходили от реальной жизни.
В эти тяжелые времена жил один александрийский
юноша но имени Павел, который в поисках внешней свободы и независимости
решил поселился в пустыне Фиваидской. Прожив там многие годы, Павел сделался
первым христианским аскетом-пустынником. Смелый поступок юноши не замедлил
вызвать массовое подражание. Уставшие от жизни люди, пытались обрести
душевный мир на лоне природы, в глухих и жутких лесных дебрях, в
таинственном безмолвии пустыни, в отшельничестве, в аскетизме.
Другой аскет — Антоний родился в Верхнем Египте в
251 году. Потеряв своих родителей на девятнадцатом году жизни, Антоний
раздал оставленное отцом имущество нищим и удалился в пустыню. Антоний
посетил пустынника Павла и других тогдашних аскетов и отшельников, о которых
он слыхал.
Ознакомившись с особенными добродетелями каждого из
них, он стал подражать всем этим добродетелям в своей собственной жизни.
Подыскав для себя пещеру, Антоний уединился и прожил в ней десять лет.
После, когда место его уединения было обнаружено, Антоний оставил пещеру и
поселился в развалинах старого жилья у
Красного моря. Так
он провел еще двадцать лет. Изнуренное тело Антония и весь его необычайный
вид привлекли к себе любопытных. Люди шли к Антонию, если не увидеть его, то
по крайней мере, услыхать отдаленные звуки молитвенных воплей Антония,
свидетельствовавших о героической борьбе Антония с силами тьмы.
Слава Антония достигла своего апогея, когда во
время гонения, при Максиме, в 311 году, Антоний, оставив пустыню и явившись
в Александрию, стал открыто посещать страдающих за веру, находившихся в
тюрьмах, на галерах и рудниках. Антоний увещевал страдальцев-христиан твердо
хранить свое исповедание до конца. Появление Антония произвело в Александрии
необычайное впечатление. Но не прошло много времени, ярость гонения утихла,
и Антоний снова уединился, найдя жалкое убежище на склоне одной высокой
горы. Там он начал возделывать небольшой участок земли. Однако,
местопребывание Антония вскоре было открыто. К нему потекли бесчисленные
толпы людей скорбящих, отчаявшихся, искавших утешения в помощи. Влияние
Антония стало огромным. В 351 году, будучи уже столетним старцем, Антоний во
второй раз отправился в Александрию и там выступил против арианства, защищая
Никейское исповедание веры. Пять лет спустя (в 356 году) Антоний умер.
Спустя немного времени, вслед за отшельниками,
одиночками-“эрмитами” появились, так называемые, пустынники-“кеновиты”
(греческое слово, означающее — общая жизнь). В отличие от “эрмитов” —
одиночек, “кеновиты” группировались вокруг какого-нибудь старца-игумена,
жили вместе, подчинялись известным монастырским правилам — уставу общежития.
Основоположником общинной “монашеской” жизни
считают известного пустынника Пахомия. Он открыто заявлял и уверял людей в
том, что успел достичь таких успехов в монашеской жизни, что не только
может, но и должен стать наставником других. Вскоре Пахомий основал
монашеское общежитие, которое устроилось на одном из пустынных островов
Нила. Подражание Пахомию было настолько велико, что незадолго до его смерти
насчитывалось уже восемь монастырей с тремя тысячами монахов. Так
велика и так притягательна сила подражания!
Ученики Пахомия носили одежду из козлиной кожи. Этим они хотели подражать
пророку Илии и Иоанну Крестителю, ставших идеалом аскетизма. Монахи никогда
не должны были сбрасывать одежды, даже ночью. Они спали сидя,
на стульях, иногда в
полустоячем положении. Пищу монахи принимали среди абсолютного безмолвия и,
когда ели, закрывали лица свои капюшонами, чтобы не видеть даже своего
соседа.
Подобные монашеские общества Пахомий основал также
и для женщин.
До конца пятого столетия, пока число монастырей
было невелико, они находились под церковным надзором местных епископов. Но
вследствие чувства зависти и ревности между епископами и игуменами возник
раскол. Игумены, пытаясь стать независимыми от епископов, обратились под
защиту тогдашнего римского епископата. Они были приняты римским епископом с
радостью. Как только монастыри подчинились авторитету римской кафедры,
власть римского епископа стремительно возросла.
Монашеская система была официально признана вождями
церкви и быстро распространялась далеко за пределы Египта. К тому времени
все учителя церкви с одинаковой ревностью проповедовали безбрачие и защищали
монашество. Иероним особенно способствовал развитию монашества среди женщин.
Его влияние побудило многих высокопоставленных
римских дам постричься в монахини. Амвросий так высоко ставил “сохранение
девства”, что матери в Милане запрещали своим дочерям посещать церкви и
слушать его проповеди. Василий насадил монашество в Понте и Каппадокии,
Мартын — в Галлии, Августин
—
в Африке... Иоанн Златоуст, будучи еще юношей, хотел уединиться в пустыне
Сирия и только благодаря мудрости своей матери отказался от этой мысли.
История монашества в России ведет свое начало от
киевского “Крещения Руси”. Возникновению монашества на Руси способствовали
не гонения и жажда уйти от людей, а сознание своей виновности перед Богом и
желания любой ценой самоистязания застраховать себя от “адских мучений”. В
большинстве случаев, это князья, вельможи и другие богатые люди воздвигали
монастыри. Они
отыскивали монахов,
живших в своих примитивных шалашах, строили им монастырские здания, снабжали
съестными припасами, делали большие вклады деньгами, землями и
драгоценностями. Взамен этих даров монахи должны были творить молитвы “за
упокой души” жертвователя. Таким образом монахи как бы спасались сами и
своими молитвами спасали души других. Многие монастыри были основаны
отшельниками-монахами, но позже получили лично или по завещанию большие
вклады и разбогатели. Во многих случаях монастыри строились в городах и
селениях. Далеко в лес монахи не уходили. Так возникли монастырские обители
вблизи Киева и Новгорода. Случалось отшельнику забрести в глубокую чашу
леса, но его одиночество не оказывалось продолжительным. Проведают про это
другие люди и селятся подле “подвижника”. Таким путем монахи способствовали
заселению многих глухих мест северного края. Жить на монастырской земле во
многих отношениях было выгодно.
Монахи не только не притесняли, а всячески
способствовали трудящимся. В результате возникали целые города и людные
села, о которых предание гласило, что некогда на месте сем был темный,
непроходимый лес, и спасался одинокий инок, отшельник!
Так проникло в церковь отшельничество. Так
возникали, развивались, множились монастыри. Так менялись духовные мотивы и
внешние условия жизни монашества. Вскоре монастыри и их духовенство были
богаты и всесторонне обеспечены. Архипастыри владели большими поместьями со
всякими угодьями, озерами, рыбными ловлями, табунами коней, стадами овец.
Жили они в богатых хоромах,
окруженные многочисленной
дворней и т. д. Доходы Троице-Сергиевой лавры в XVII столетии составляли
третью часть всей царской казны. Жизнь в таком монастыре, конечно, протекала
в совершенно иных условиях, чем уединенная жизнь отшельника.
Киево-Печерский монастырь, возникший в XI веке,
получал со стороны большие вклады, и без вкладов монастырь никого в монахи
не принимал. Особенно много получил он земель. Ему жертвовали щедро и
охотно, ибо монастырь этот славился подвигами своих иноков. Одни из них были
крепкие “постники”, другие иноки поражали всех рекордным количеством
совершаемых ими ежедневно земных поклонов и т. п.
Феодосий — первый игумен монастыря, ел сухой хлеб и
щи без масла. Он никогда не мыл тела, и только в редких случаях мыл лицо и
руки. Одежду носил ветхую, всю в заплатках. В знойные ночи Феодосии выходил
обнаженный на болото, комары тучами впивались в его тело, а он “спокойно
прял волну и целую ночь пел псалтирь”.
Некоторым инокам Печерской Лавры показалось
недостаточным исполнение обычных монашеских подвигов, — они изобретали
подвиги “чрезвычайные”. Один из них затворился в пещере и, прожив в ней
никуда не выходя, семь лет, прослыл “затворником”.
Этот подвиг вызвал массовое подражание. Другой
провел “в завторе” двенадцать лет и, рыдая день и ночь, накопил целый сосуд
слез.
Был подвижник, который на время великого поста
закапывал себя по грудь в землю.
Еще один ходил зимой в протоптанных сапогах. Он
стоял в протоптанных сапогах всю службу. Ноги его примерзали к каменному
полу церкви, а он не шевелил ими, пока не отпоют заутреню.
Все эти необычайные люди с их бесподобными
“подвигами” влекли в монастырь толпы любопытных. Каждое такое самоистязание,
каждая извращенность немедленно окружались ореолом “святости” и
“угодничества”, истолковывались особой близостью к небу и давали подвижнику
право на ходатайство пред Богом за других.
Существуют целые тома, посвященные описанию
множества видов извращенности, имевших место в разных монастырях: случаи
проведенной жизни в норе, в воде, на высоком столбе или дереве, с обетом
“всегда молчать” или “никогда не стричься”, “никогда не мыться”. Нечистота и
звероподобие, самоистязание и самобичевание, изнурение себя постом и
веригами, власяницами и поклонами превратились в культ, ничего общего не
имеющий с христианством
,
культ, не всякому доступный. Конечно, не все монахи были аскетами и
подвижниками. Случаи самоистязания были довольно редки. Однако, благодаря
таким редким безумцам обильно обогащалась монастырская казна, привлекались
богомольцы, рекламировалась “обитель”,
и умножалось число послушников, которым под видом “подвига” предлагалось
безропотно выполнять самую грязную и тяжелую монастырскую работу.
Следует заметить, что в среде монашества
встречались люди искренние и идейные, как, например, Серафим Саровский,
Сергий Радонежский и др., но в общей массе монашество представляло собой в
последнее время рассадник различных пороков, извращенности и обмана.
В чем заключалось заблуждение монашества?
На этот вопрос можно ответить следующее. Монашество
не только не имеет для себя никакого основания в Св. Писании, но и
противоречит основным принципам подлинного христианства.
Монашество, прежде всего, искажает Божий путь
спасения. Доктрина монашества с его аскетическим подходом к вопросу спасения
души никогда не была доктриной христианства. Возникновение идей монашества
связано с языческой философией, применение которой можно еще и сейчас
наблюдать среди многочисленных религиозно-языческих сект буддизма и
мусульманства. Отсюда такое непримиримое противоречие взглядов христианства
и монашества.
Христос говорит: “Я есмь дверь: кто войдет Мною,
тот спасется”. “Научитесь, что значит: “милости хочу, а не жертвы”? “Ибо я
пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию”, “Приходящего ко
Мне не изгоню вон” (Иоан. 10, 9; Мтф. 9, 13; Иоан. 6, 37).
Монашество утверждает, что путь в Царствие Божие не
только чрез веру во Христа, но и чрез медленное самоуничтожение, чрез смерть
от истощения, от изнурения, от самоистязания. Из того, что делают затворники
и аскеты, можно заключить, что Бог — самое бессердечное, неумолимое
Существо, единственный путь умилостивить Его — это подвергнуть себя
бесконечным и бесчеловечным пыткам. Своими действиями аскеты как бы говорят:
“Если ты хочешь попасть в рай, то должен пройти через адские муки уже здесь,
на земле...”
Монашество умаляет искупительную жертву Христа.
Вместе с православным вероучением оно утверждает, что Христос умер только за
первородный грех, за свои же грехи мы ответим сами.
Св. Писание говорит: “Ибо нет другого имени под
небом, данного человекам, которым надлежало бы спастись” (Деян. 4, 12).
Монашество указывает на Антония Великого, Серафима
Саровского и других, которые спасались подвигами самоотречения. Получается,
что жертва Христа на Голгофе была принесена напрасно. Если спасение — чрез
подвижничество, то можно обойтись и без Голгофы.
Св. Писание учит: “Веруй в Господа Иисуса Христа и
спасешься” (Деян. 16, 31). “Ибо... человек оправдывается верою, независимо
от дел закона, ...получая оправдание даром по благодати Его, искуплением во
Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в крови Его
чрез веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде”
(Рим. 3, 24-25, 28).
Монашество основывается на исполнении монастырского
устава, на подвигах точно и в самом деле человек оправдывается подвигами,
получая оправдание ужасною ценою многочисленных пыток, точно Бог находит в
этом наслаждение и без этого не может простить грехов, содеянных прежде.
Возьмите любой текст Св. Писания, относящийся к
вопросу спасения, сравните его с учением и практикой монашества, и вы
придете к заключению, что Божий путь спасения и путь спасения, предлагаемый
монашеством — разные пути.
“Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути
Мои, говорит Господь!” (Ис. 55, 8).
Монашество создает неправильное представление о
христианской Жизни.
“Я пришел... чтоб имели жизнь и имели с избытком”
(Иоан. 10, 10), — сказал Господь. Он желал, чтобы каждый Его ученик имел
избыток духовный, умственный, физический, материальный. К этому избытку
Христос указал нам только один путь — чрез возрождение свыше — (Иоан. 3). С
момента грехопадения человек — мертв духовно. Он получает силу Духа
“животворящего” (творящего жизнь и способствующего ее развитию) — чрез
возрождение. Без возрождения “плоть не пользует ни мало”
(Иоан. 6, 63).
Плоть не меняет своей натуры.
Она крайне порочна, подчинена закону греха и
смерти. Проявления плоти известны, они суть: “прелюбодеяние, блуд,
нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть,
гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийства, пьянство,
бесчинство и тому подобное” (Гал. 5, 19—21). По учению Св. Писания плоть
нельзя исправить, улучшить, реформировать. Плоть настолько испорчена, что
Бог ничего иного не усмотрел для нас, как обречь на смерть. Поэтому мы,
уверовавшие, должны почитать себя мертвыми для греха... “представить себя
Богу, как оживших из мертвых”. “Ибо мы погреблись с Ним крещением в смерть,
дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в
обновленной жизни... Зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы
упразднено было тело греховное, дабы нам не быть рабами уже греху, ибо
умерший освободился от греха” (Рим. 6, 4, 6—7). Силою и властью Голгофского
Креста плоть уничтожена. В очах Божиих плоти как бы не существует. “Я
сораспялся Христу. И уже не я живу, но живет во мне Христос” (Гал. 2,
19—20).
Таков взгляд Божий и отношение Его к нашей “ветхой
природе”. Мы, верующие, должны усвоить взгляд Божий, и сообразно с этим
действовать и жить. Несомненно, плоть предъявит нам свои требования и будет
всегда искать случая проявиться в нашей жизни, но мы должны твердо помнить,
что плоть во всех ее видах и проявлениях навеки осуждена, что только Дух
Божий должен быть господином верующего человека. “Плоть желает противного
духу, а
дух—противного плоти” (Гал. 5, 17). “Потому что плотские помышления суть
вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему
живущие по плоти Богу угодить не могут. Но вы не по плоти живете, а по духу,
если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и
не Его. А если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для
праведности... Итак, братия, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти; ибо
если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то
живы будете” (Рим. 8, 7—10 и 12—13). Для победы над плотью есть только один
путь — путь духа, как написано: “Духом умертвляйте дела плотские”... Без
Святого Духа можно умертвить самую плоть, физически убить и уничтожить ее,
но нельзя убить “дела плотские”, нельзя победить проявлений плоти.
“Рожденное от плоти есть плоть; а рожденное от Духа — есть дух” (Иоан. 3,
6). Для того, чтобы стать способным побеждать плоть, необходимо родиться
свыше.
Монашество убеждалось в этой истине на протяжении
многих веков. Аскеты и отшельники уходили от людей, но бессильны были уйти
от собственной греховной природы, уйти от самих себя. В этом заблуждение и
трагедия монашества.
Победа над плотью, которую предлагает нам Христос —
победа веры: “-Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями”
(Гал. 5, 24). Не “распинают”, а “распяли”... Раз и навсегда, они приняли и
подчинились Божьему взгляду на плоть, и сообразно с ним к своей плоти
относятся. Победа веры доступна каждому “возрожденному свыше”. Победа веры
доступна верующему в той именно обстановке, в которой он находится, среди
тех зол, соблазнов и страданий, в которых он живет, так что исключается
всякая надобность в “бегстве от мира”. В первосвященнической молитве Христос
молится: “Отче Святый!
...
не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла” (Иоан. 17,
11—15). “Уход от мира” не гарантирует человеку избавления от зла, ибо зло
повсюду, на каждом шагу, и, прежде всего, зло в самом человеке. По учению
Христа человек может и должен одержать
победу над злом, живя в мире. “Уходящие от мира” аскеты уходят от воли
Христа. Посылая учеников “в мир”, Христос не сказал: “спасайтесь в дебрях
лесных, в местах пустынных, общайтесь с тиграми, львами, бурыми медведями,
но во что бы то ни стало —
избегайте людей...” Напротив, Иисус Христос повелел
ученикам идти по всему миру и проповедовать Евангелие всей твари”.
Монашество искажает правильное представление о
христианском подвиге и служении.
Уходя в глухие места и избегая всякого общения с
людьми, отшельник лишал себя возможности разумного служения ближнему.
Отшельники забывали о нуждах ближнего. Обуздание собственной плоти было их
единственной целью, но в достижении и этой цели они шли заведомо ложным
путем.
“Не вы Меня избрали, а Я вас избрал, и поставил
вас, чтобы вы шли и приносили плод” (Иоан. 15, 16), — сказал Господь.
Христианин принадлежит не себе, а Христу. Христианин — только раб,
исполняющий волю не свою, но волю Господина своего. Христианская жизнь —
жизнь, посвященная не только Богу, но
и ближнему. Иначе,
как понимать главную заповедь: “Возлюби Господа Бога твоего... и ближнего
твоего, как самого себя” (Лук. 10, 27). Как понимать призыв ап. Павла
“Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву
живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего” (Рим. 12,
1).
Без служения ближнему не может быть истинного
служения Богу. Ни один христианин не может стать счастливым и вполне
удовлетворенным, если не станет он сосудом, находящимся в постоянном
распоряжении Домовладыки (2 Тим. 2, 21). В лице Адама человек потерял право
сотрудничать с Богом, утратил цель жизни и свое назначение. Во Христе
примирившись, человек снова становится “соработником у Бога” (1 Кор. 3, 9).
Бог, призвавший нас из тьмы в чудный Свой Свет
(1
Петра 2, 9), поставляет нас “на дело служения, для созидания тела Христова”
(Еф. 4, 12), поручает нам дивное “служение примирения” (2 Кор. 5, 18).
В этом смысле монахи, аскеты и отшельники — ленивые
рабы, бегущие с нивы Христовой, воины, ушедшие с поля брани. Могут ли они
сказать вместе с апостолом Павлом: “Имея по милости Божией такое служение,
мы не унываем... но действуем с великим дерзновением... и я ни на что не
взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще и
мое служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедовать Евангелие
благодати Божией” (2 Кор. 4, 1, 3, 12; Деян. 20, 24).
Бог открыл, что цель нашей земной жизни — в
служении. Мы совершаем его, живя в теле. Тело, как орудие служения, должно
пользоваться разумным уходом. Мы не должны превращать попечении о плоти в
похоти. Мы должны помнить, что “мы куплены дорогою ценою” и что тело наше
принадлежит Господу. “Разве вы не знаете, — говорит апостол, — что тела ваши
суть члены Христовы?”, и еще: “Не знаете ли, что тела ваши суть храм
живущего в вас Святого Духа, которого вы имеете от Бога, и вы не свои?” (1
Кор. 6,19—20). Тела даны нам для временного разумного управления, и горе
“рабу неверному и ленивому”, рабу безрассудно расточающему силы,
легкомысленно относящемуся к
своему здоровью, к
времени, имуществу и всей жизни (Лука 16, 10). Да удостоит нас Христос
услышать от Него следующие слова: |“Знаю твои дела, и любовь, и то, что
последние твои дела больше первых... Хорошо добрый и верный раб!.. войди в
радость Господина твоего” (Откр. 2, 19; Мтф. 25, 21).
“Всевышний не в рукотворенных храмах живет” (Деян. 7, 48)
Начало сооружения христианских храмов относится к
царствованию миролюбивого римского императора Александра Севера. Будучи
язычником, Александр обладал религиозным чувством и благоволил к христианам.
Среди придворных и служащих императора было много уверовавших. Одно время
Александр был близок к решению “принять Христа в число своих богов и
соорудить Ему капище”,
как сооружал он капища
другим богам. Александр Север высоко ценил все религии.
Симпатии, которые император Александр питал к
христианству, подтверждаются следующим весьма характерным случаем. В одном
из кварталов Рима, где преобладало христианское население, возникла мысль
постройки христианского молитвенного дома. Для этой цели христиане решили
использовать площадь, считавшуюся общественной собственностью. Но на эту же
площадь предъявили право и поставщики хлеба. Решение вопроса было передано
на усмотрение императора. Александр Север разрешил спор в пользу христиан,
сказав: “Лучше посвятить это место какому-нибудь божеству, чем употреблять
его для целей нечестивых и бесполезных...”
Этот случай получил широкую огласку среди христиан
и послужил как бы сигналом к сооружению церквей на главных площадях городов
с христианским населением.
До того времени христиане, к удивлению язычников,
не имели еще ни храмов, ни алтарей, ни жертвенников. У язычников были
капища, у иудеев — синагоги, места же христианских собраний не имели в ту
пору никакого отличительного признака. Собрания христиан устраивались или в
частных домах, или в катакомбах.
Понятно, что эта “уединенность” была вызвана
гонениями на христиан и нередко давала повод язычникам возводить на христиан
самые жуткие обвинения. Христианским богослужениям приписывались самые
скверные побуждения и цели. Обвинения прекратились и страсти улеглись, когда
появились храмы и двери их широко открылись для всех. Храмы строились обычно
на местах погребения “мучеников за веру” и посвящались именам этих
мучеников. Вслед за мирными годами вновь наступали годы гонений, когда храмы
сжигались и разрушались... Но достаточно было кратковременной передышки, как
на месте сожженных деревянных храмов воздвигались храмы каменные. Иногда
языческие капища превращались в христианские храмы, как случилось это с
“Пантеоном” в Риме.
Вначале христиане смотрели на воздвигаемые храмы
как на обыкновенные места собраний, но по мере того, как члены церкви
омирщались, и духовные реальности христианской жизни заменялись реальностями
материальными, на христианский храм стали смотреть, как на “новозаветную
скинию”. В каждом храме было сделано соответствующее подразделение: притвор,
являющийся как бы “ветхозаветным двором” при скинии, куда допускались
язычники, самый храм, соответствовавший “святилищу” скинии, и, наконец,
алтарь, представляющий собою “Святое Святых”. Став таким образом на путь
ветхозаветного символизма и ритуала, трудно уже было остановиться в
подражании. Вслед за подразделением храма введена была утварь ветхозаветного
храма, ветхозаветные облачения для священнослужителей, возжение светильников
и лампад, воскурение фимиама, употребление просфор, креста, крестного
знамения и т. п. Создались формы тех или иных церковных служб и
богослужебных обрядов: литургии, акафисты, молебны, панихиды и многое
другое.
Так, незаметно, “отец лжи”, прельстив церковь
полуистиной, постепенно уводил ее от “простоты во Христе” (2 Кор. 11, 3) и
делал это до тех пор, пока в последующих поколениях не утвердилось понятие,
что храм не просто здание для христианских собраний, а “новозаветный храм”,
место пребывания Божия. В человеческом сознании была уничтожена самая
главная новозаветная истина, без которой христианство перестает быть
христианством, а именно, что Бог избрал Своим обиталищем не стены храма, а
возрожденное сердце верующего, как написано:
“вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их
Богом, и они будут Моим народом. Ибо вы — храм Бога живого” (2 Кор. 6, 16).
До грехопадения Адам был таким “живым храмом”
Всевышнего, но пал, уступив трон сердца собственному “я”. Чтобы падшему
человеку вернуть возможность жизни в Боге и возможность жизни Бога в
человеке, потребовалось много веков. Одно поколение за другим, Бог
подготовлял к принятию воплощения Сына Божия Иисуса Христа и Голгофской
жертвы искупления. И вот, когда план спасения был полностью осуществлен, а
возможность спасения была проверена и засвидетельствована апостолами и
христианами-мучениками первых веков, сатане удалось похитить у церкви
сознание, что Бог вочеловечился для того, чтобы мы обожествились. Бог и
доныне строит “дом духовный, священство святое” (1 Петр. 2, 5), но Он строит
его не из бездушных кирпичей, а “из живых камней”, из людей, в сердцах
которых живет Бог, как написано: “Христос в вас — упование
славы” (Кол. 1,
27).
Почему это важно? Потому, что спасет нас от греха
только Христос, и при этом обитающий в наших сердцах: “Если Христос в вас,
то тело мертво для греха, но дух жив для праведности” (Рим. 8, 10) Св.
Писание побуждает нас проверять себя и знать, где мы стоим в этом вопросе:
“Испытывайте самих себя, в вере ли вы, самих себя исследывайте. Или вы не
знаете самих себя, что Христос Иисус в Вас? Разве только вы не то, чем
должны быть” (2 Кор. 13, 5) Ап. Павел, желая привести к познанию этой же
истины верующих в Ефесе, писал им следующее: “Для сего преклоняю колена мои
пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа... да даст нам, по богатству славы
Своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться
Христу в сердца ваши...” (Еф.
3, 14-17).
О себе самом апостол Павел писал: “и уже не я живу,
но живет во мне Христос” (Гал. 2, 20).
Итак “мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе
на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять. Бывши утверждены на
основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным
камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в
Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом” (Еф. 2, 10 и
20-22).
“Ибо мы Христово благоухание Богу...” (2 Кор. 2, 15)
Каждение или воскурение фимиама и благовоний
черпает свое начало в глубокой древности. Задолго еще до ветхозаветной эпохи
каждение применялось у язычников. Один из историков говорит: “Идольские
капища фимиамом непрестанно курились...”
Тертулиан, известный духовный писатель и отец
церкви, живший в третьем столетии по Р. X., развивая мысль в защиту
воскурения фимиама в жилищах верующих, в местах богослужебных говорит:
“Самый проницательный истукан Аполлонов, по свидетельству Лукона, никаких не
давал вопрошающих ответов, без благовонных пред ним курений...”
Воскурению фимиама отведено место и в ветхозаветном
богослужении, но там курение фимиама символизировало новозаветные молитвы
верующих и благоухание духовной жизни во Христе.
Применение же фимиама в христианской церкви
решительно ничем не может быть оправдано. Соблюдение ветхозаветного ритуала,
являющегося только образами и прообразами новозаветных истин, подтверждало
бы тот факт, что нам, христианам, не знакомы еще ни молитвы в Святом Духе,
ни возрожденная жизнь, прообразами которых может быть воскурение фимиама.
Некоторые деятели церкви желали предать
ветхозаветным воскурениям “новозаветное” значение”. Вот что говорит один из
них: “Особливо в дни великих праздников частое каждение бывает, чтобы мы,
обоняя беспрестанно сие священное благовоние, живее ощущали в душах наших
сладость и веселие, и, насыщаясь сих бессмертных воней, самих себя творили
благоуханием Богу...”
Ап. Павел говорит, что Бог дает верующему всегда
“торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами
на всяком месте. Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в
погибающих. Для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах
живительный на жизнь” (2 Кор. 2, 14—16). Но такую жизнь радости и веселия,
благоухания и победы не могут создать прообразы Ветхого Завета. Духовные
реальности, духовные переживания и опыт создаются Духом Святым, живущим в
нас. Никакое каждение не может заменить собою Духа Святого.
Нашим каждением пред Богом является наше достойное
хождение пред Ним. Апостол Павел говорит: “Итак подражайте Богу, как чада
возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас, и предал Себя за
нас в приношение и жертву, в благоухание приятное” (Еф. 5, 1—2).
Нашим курением пред Богом является жертвенная
способность и готовность проявлять любовь и всяческую заботливость к
нуждающимся братьям. Ап. Павел, находясь в заточении и получив помощь от
Филиппийской церкви, писал: “Я получил все и избыточествую; я доволен,
получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву
приятную, благоугодную Богу” (Филип. 4, 18).
Если мы живем и поступаем, как язычники, если Дух
Святой не вселился в нас и не очистил нас от всякой скверны, если Он еще не
привел нас к подражанию Христу, любви к Богу и любви к ближнему, то никакое
каждение нас не спасет. Напротив, Бог не благоволит к нашим курениям: “Не
носите больше даров тщетных; курение отвратительно для Меня; ...праздничных
собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование!.. И когда вы
простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете
моления ваши, Я не слышу... Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши
от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды;
спасайте угнетенного; защищайте
сироту; вступайтесь за
вдову. Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши,
как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур — как волну
убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли. Если же
отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни
говорят” (Ис. 1, 13-20).
“Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице
Твое, воздеяние рук моих — как жертва вечерняя!” (Пс. 140, 2).
“Они думают, что в многословии своем будут услышаны” (Мтф. б, 7)
В тринадцатом столетии ангельское приветствие Деве
Марии — “Аве Мария” составляло главнейшее содержание церковных служб,
совершаемых в честь Девы Марии. Это приветствие должно было повторяться в
ряде других молитв и притом так часто, что никто не мог запомнить числа
повторений и порядка их. На помощь пришли “четки”, изобретенные монахом
Домиником, введенные папой Львом XIII и распространенные догадливыми
монахами. “Изобретение” быстро нашло свое применение как в западной церкви,
так и в восточной. В восточной церкви также вошло в обычай пользоваться
четками при повторении одних и тех же молитв и фраз, как “Святый Боже” — три
раза, “Господи помилуй” — сорок раз и т. п. Конечно, никто не станет
отрицать нужды и значение молитвы. Молитва необходима, это все знают, хотя
миллионы людей все еще не молятся. Никто не удивляется, когда безбожник не
молится. Как станет безбожник молиться, если у него нет в душе сознания
своей греховности, нет жажды отдаться духовным потребностям, нет веры в
невидимое, нет стремления к освящению и внутреннему преображению — нет тяги
к небу. Приходится, однако, удивляться тому, как человек верующий,
осознавший свои духовные нужды, не заботится о том, чтобы выразить их Богу в
молитве, исходящей от сердца! Разумеется, что человека, не умеющего
сознательно молиться Богу, нельзя назвать христианином. Слова молитвы,
произносимые без участия сердца, столь же бесполезны, как и дикие выкрики
язычников пред их кумирами. Можно ли сомневаться что Савл произносит длинные
и многократно повторяемые молитвы задолго до встречи с Господом на пути в
Дамаск, но нигде в Писании не упоминается об этом.
Когда же в сердце его была сокрушена гордыня и он
покаялся, Господь сказал о нем: “Он теперь молится” (Деян. 9, 11).
Истинная молитва начинается с момента возрождения
человека от Духа Святого: “Которым взываем: “Авва, Отче!” (Рим. 8, 15).
Истинная молитва есть ничто иное, как беседа с Богом. Примеры таких бесед с
Богом встречаются в Св. Писании в великом множестве. Но там же мы находим
молитвы и другого рода, молитвы заученные, механически многократно и во
всеуслышание повторяемые. Подобного рода молитвы обычно произносились
язычниками, людьми, не имевшими правильного понятия ни о Боге, ни о беседе с
Ним.
Вот один из подобных
случаев: “И призывали жрецы имя Ваала от утра до полудня, говоря: “Ваале,
услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа... В полдень Илия стал смеяться
над ними, и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог, может быть он
задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а, может быть, и спит, так он
проснется”! (3 Цар. 18, 26—27). Не такое ли должно создаться представление и
о нашем Боге, когда мы сорок раз механически повторяем слова: “Господи
помилуй”?
Разве не уподобляемся мы ребенку, который желает
разбудить отца, отвлечь его от задумчивости или серьезной работы? Слово
Божие говорит нам, что для подобных повторений одних и тех же фраз нет
никакой надобности. Бог наш — живый, “Он не дремлет и не спит” (Пс. 120), а
посему “в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред
Богом” (Филип. 4, 6) и “все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что
получите, и будет вам” (Мтф. 21, 22; Мк. 11, 24). Только “не торопись языком
твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом, потому что
Бог на небе, а ты на земле” (Екл. 5, 1). “А молясь, не говорите липшего, как
язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны, не
уподобляйтесь им” (Мтф. 6, 7—8).
Итак, четки — не Божье установление. Четки —
наследие темного средневековья. Четки — плод крайнего духовного невежества.
“Никто да не обольщает вас служением ангелов” (Кол.
2, 18)
“Он не требует служения рук человеческих” (Деян.
17, 25)
Широкое распространение христианства способствовало
увеличению внешнего и внутреннего великолепия христианских храмов и пышности
богослужений. Церкви начали устраиваться и украшаться с необычайной
роскошью, священники блистали в богатых облачениях, подаренных церкви
богатыми прихожанами. Скромные евангельские собрания верующих, имевших
главной своей целью чтение Слова Божия с пением псалмов Давида и общую
молитву, мало-помалу были вытеснены пышностью установленных церковью обрядов
и церемоний.
Две причины легли в основу отступления церкви от
простоты Евангельской и замены проповеди театральностью богослужения.
Первой причиной было желание привлечь к себе
внимание язычников.
Простота Евангелия и жизни во Христе не производила
среди широких языческих масс должного впечатления. Привыкшие к
торжественности жертвоприношений, авторитету жрецов, устройству праздничных
зрелищ, язычники, попав на христианское собрание, больше недоумевали, чем
увлекались и преклонялись пред новой религией. Вождям тогдашнего
христианства, облеченным в “духовный сан” и уже имевшим поддержку языческой
власти, трудно было примириться с фактом, что церковь Христова только “малое
стадо”. Вместо того, чтобы нести свет Евангелия, призывать души к покаянию и
необходимости возрождения от Духа Святого, охладевшая духовно церковь
пыталась привлечь к себе язычников внешними религиозными манифестациями,
затмив празднества языческого культа своим богатством, блеском и роскошью.
Исследуя историю церкви четвертого и пятого столетий, Мостейм замечает:
“Когда добрая воля императора стремилась содействовать распространению
христианской религии, епископы затемняли сущность христианства своим
неразумным благочинением, а силу христианства подавляли умножением обрядов и
торжественных церемоний”.
Второй причиной отступления церкви от “простоты во
Христе” было невежество так называемого “духовенства”. Из-за невежества
многих священников проповедь Евангелия весьма часто оказывалась недостаточно
глубокой, маловразумительной, неинтересной и как бы не главной частью
христианского собрания
.
Тогда как наклонность “необращенных народных масс” недвусмысленно определяют
любопытством ко всему декоративному, на их чувства. Бездушная проповедь
церковных пастырей оказалась бессильной пробуждать души, оставляя массы
совершенно равнодушными. Создавалась благоприятная обстановка для духовно не
возрожденных, а порой и умственно отсталых священников довольствоваться
трафаретами — чтением Евангелия и произношением чужих, кем-то написанных
молитв.
Для освежения такого рода собраний потребовались
церемонии, смысл которых, хотя и не был толпе понятен, но толпу привлекала и
восхищала торжественность и пышность самого зрелища.
Постепенно нужда в живой Евангельской проповеди
была совершенно потеряна из виду. Она была вытеснена особо выработавшимся
церковным ритуалом, и рассматривалась терпимой, но несущественной. Так все
шло до наших дней. В России церковные консистории или епархиальные
управления, зная культурный уровень многих священников, высылали им
отпечатанные готовые проповеди. Но и эти проповеди, составленные, главным
образом, на тему двунадесятых праздников и других важных случаев, не всегда
и не всеми священниками произносились.
Современные церковные богослужения с
“проскомидиями”, “литургиями”, “требниками”, “четьи-минеями” и прочее не
имеют никакого решительно основания ни в Ветхом, ни в Новом Завете.
“Он вложил в уста мои новую песнь...” (Пс. 39, 4)
Откуда появились церковные песнопения?
Известно, что псалмы Давида издревле употреблялись
при ветхозаветных богослужениях. Обычай этот перешел и в христианскую
церковь.
Зародившись еще в первых веках христианства,
церковное песнопение постепенно умножалось и, обогащаемое новыми
песнопениями, сохранялось и передавалось из рода в род, из века в век.
Церковь присовокупила к песням ветхозаветным (песнь
Мариамы, Моисея, Деворы и др.) новозаветные песни: священника Захарии, Павла
и Силы и др.
Начиная с IV века песнотворцы христианские стали
предпочитать песни, изложенные в стихах, в стиле и характере псалмов Давида.
Когда на престол вступил император Константин,
освобожденные исповедники последнего гонения (пишет историк Евсений),
возвращались из мест изгнания и заточения на места прежнего своего
жительства, торжественно проходя городами и селениями с пением священных
псалмов и песен.
В VI веке (518—527) к псалмам и песнопениям были
присоединены “Символ веры” и “Иже херувимы”.
Первый акафист (хвалебное песнопение — во время
исполнения которого молящиеся должны стоять) был составлен в 626 году
Георгием Писидийским, диаконом Константинопольским. У Георгия нашлось
множество подражателей. Свои произведения они посвящали Спасителю, Деве
Марии, Угодникам, Святым, Мученикам и др.
Первая литургия, ставшая основным богослужением
церкви, впервые была изложена письменно только в V веке. В настоящее время
существует целая отрасль богословия — “Литургика”. Эта церковная наука
излагает порядок христианского богослужения, главным образом — литургии, в
ее историческом, догматическом, символическом смысле.
Существует несколько видов литургии: православная
(во многих вариантах), католическая, армянская, коптская, сирийская и др.
Слово “литургия”
— греческое,
означает всякое служение, исполнение возложенных обязанностей, службу или
делание полезных, добрых дел. Так, например, ап. Павел услугу своего
сподвижника Епафродита называет “литургией” (Фил. 2, 25, 4, 18). Словом
“литургия” ап. Павел пользуется также в послании к Римлянам в 12 главе,
говоря: “Представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу,
для разумного служения (литургии) вашего”.
Во всех случаях, где
встречается слово “литургия”, оно всегда означает служение не на словах,
“устами”, а “на деле”. Более глубокое значение слова “литургия”, это даже не
делание отдельных добрых дел, а служение всей жизни. Мы совершаем литургию,
когда посвящаем себя всецело Богу, повинуемся и покоряемся Его воле в нашей
обыденной жизни.
Успех церковного пения становится особенно
заметным, когда монах Губальд (около 900 года) создал учение о гармонии,
излагающее построение, классификацию аккордов и правила сочетания их между
собою.
Сто лет спустя (около 1000 года), Гвидо д'Ареццо
изобрел ноты, а еще двести лет позже (1200 г.), Франко из Кельна — меру
тропов.
С этого времени разнообразие слагаемых песен и
мелодий стало увеличиваться до неимоверных размеров. Для того, чтобы
избежать “еретических” песнопений, а также нескромных мелодий, решено было
ограничить круг церковных песнопений особым уставом, которого и
придерживается церковь по настоящее время. Это строгое ограничение и
способствовало наблюдаемому ныне
мертвому, бездушному
формализму как в богослужениях, так и в церковном пении. Современное
однообразие церковных богослужений можно сравнить с ветхозаветными, где
всякий “священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и
те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов” (Евр. 10, 11).
Разница между ветхозаветным служением Богу и
служением христианским заключается в том, что тогда совершали жертвы,
молитвы и песнопения для того, чтобы спастись, теперь же, в Новом Завете,
христианин как искупленное, прощенное, усыновленное чадо Божие служит,
молится, поет и ликует, потому что он уже спасен, навеки спасен Христом.
Подлинный христианин может сказать: “Твердо уповал
я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой. Извлек меня из
страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил
стопы мои, и вложил в уста мои новую песню — хвалу Богу нашему...” (Пс. 39,
2-4).
“Новая песнь” — вот то, чего Бог ожидает от
истинного христианина. К этой песне прислушиваются Силы Небесные. Для
исполнения ее не требуется ни слов, ни голоса, ни специального напева. Как
“от избытка сердца говорят уста”, так от избытка любви льется “хвала Богу”
нашему.
Три мысли необходимо подчеркнуть в связи с этой
новой песнью:
- Новая песнь — песнь нового возрожденного
сердца!
- Все ценное в песне — исходит от сердца.
- В поднебесной песне жаворонка мы ценим не
столько искусное сочетание звуковых переливов, сколько чувствующуюся
беззаветную сердечность. Новая песнь может исходить только из новой
души. Только новое сердце можно назвать воистину “радостно поющим”. Наше
старое греховное сердце замкнуто, оно прикрыто маской формальных
песнопений, оно жестоко как камень и холодно как лед, оно нечисто,
грубо, недоверчиво и порочно. Только новое сердце, сердце поющее, сердце
открытое пред Богом и людьми, только оно — искренно, нежно,
доброжелательно и любвеобильно.
Что же вдохновляет новое сердце человека к такой
ликующей песне? — Любовь, чувство благодарности и сознание свободы. Новое
сердце освобождено от власти сатаны, от закона греха и смерти, от вечной
погибели.
Новое сердце поет, испытывая на себе любовь
Христову. Оно прославляет Того, Кто “приклонился”, “услышал”, “извлек”,
“поставил”, “утвердил” и “вложил” в него новую песнь — хвалу Богу!
Новая песнь — это песнь тех, кто идет новым путем.
По словам Спасителя, существует два пути: широкий и узкий. Христианин — это
человек, который оставил широкий путь и следует уже за Христом, по узкому
пути. Раньше он шел к верной погибели, теперь же он идет к жизни вечной.
Раньше он держался пути собственного произвола, теперь он решительно
отказался от него и твердо стоит на пути “новом и живом”, на Христианском
пути.
“Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы
мы шли по следам Его” (1 Петр. 2, 21). Этим новым, Христовым, путем шли
самые лучшие люди всех веков. Первыми славными путниками-христианами были
Апостолы. Новый путь — узкий и тернистый. Много на этом пути гор —
затруднений, долин — унижений, пропастей — отчаяния... Но невзирая на это,
идущие этим путем, поют новую песнь. Новая песнь не обусловлена окружающими
житейскими обстоятельствами, невзгодами и страданиями. Даже в тюрьме, ночью,
израненные, измученные и голодные ап. Павел и Сила “воспевали Господу” (Деян.
16, 25). Новая песнь — песнь возвращающихся домой. “Мы странники и пришельцы
здесь на земле”. Мы идем в новый рукотворенный град Иерусалим, мы на пути в
царство Небесное. “Мой отчий дом там, на небесах”, — поем мы в одном
духовном гимне. Ап. Иоанн пишет, что он видел сонмы искупленных, тех,
кто завершив свое
земное странствование, пришли в Дом Отчий и “поют новую песнь, пред
престолом Бога и Агнца”. Вы спросите: будем ли и мы петь там, в вечности,
новую песнь? На этот вопрос можно с уверенностью ответить: Будем! Христос
вложил в сердца наши эту вечную песнь, уже здесь на земле.
Итак, “Слово Христово да вселяется в вас обильно,
со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга песнями, во
благодати воспевая в сердцах ваших Господу” (Кол, 3, 16—17).
Часть 4